Оркестр заиграл вступление к медленному танго.
— Позвольте вас пригласить, это одна из моих любимых песен, — сказал Льюк.
У Джози округлились глаза:
— Но вы же говорили, что совсем не танцуете!
— Исключительный случай: я очень люблю эту мелодию. Пошли.
Бросив на него недовольный взгляд, Аткинс сложил губы в недовольную гримасу и, повернувшись к девушке, протянул ей визитную карточку:
— Позвоните мне, и мы продолжим наш разговор.
Льюк положил ладонь на талию Джози, взял за руку и увлек ее прочь от толстяка.
— Неужели вы согласитесь у него работать? Он похож на старый памятник на кладбище.
— Старый? Но он не намного старше вас. К тому же его интересует моя квалификация, и ничего больше.
— Однако, беседуя с вами, он нахально разглядывал вовсе не квалификацию.
Оказывается, он ревнует! У Джози от радости подпрыгнуло сердце. Будь он равнодушен — не ревновал бы; она улыбнулась своим мыслям и вслед за Льюком стала пробиваться сквозь толпу к танцевальному кругу.
Хотя за последние недели они и проводили много времени вдвоем, Джози затруднялась определить словами отношение босса к ней. Она знала, что ему с ней хорошо, что он одобряет ее чувство юмора и, это главное, умеет ценить ее мнение. Но с того вечера, когда они читали дневник и Льюк держал ее руку в своей, ничего подобного больше не произошло.
Джози даже стала подумывать о том, что огромное влечение, которое она к нему испытывает, увы, лишено взаимности. Но искры, вспыхивающие между ними, но его красноречивые взгляды — не придумала же она все это!
Внезапная вспышка ревности, несмотря на свою краткость, уничтожила ее сомнения. Они ступили на отведенную для танцев площадку, и, принимая ее в свои объятия, Льюк затаил дыхание.
Прижавшись к его груди, Джози закрыла глаза; дыхание Льюка щекотало ей ухо, жесткие мускулы плеча играли под ее пальцами, трудно было сказать, чье сердце колотится о ребра — ее или его. А может, это оба сердца забились в унисон.
Рука Льюка осторожно поднялась от талии вверх, туда, где начинался вырез платья на спине, и пальцы его стали гладить ее обнаженную кожу. Дрожь удовольствия пронзила девушку. Она подняла руку к затылку партнера и тронула его шею. Во рту у нее пересохло, кровь зашумела в ушах, и единственная, самая нужная мысль откристаллизовалась в мозгу:
Я люблю его.
От этой мысли она покачнулась, и Льюк наступил ей на ногу.
— О, простите. — Он с тревогой смотрел вниз, на нее. — Вы в порядке?
Джози кивнула, хотя отнюдь не была в этом уверена. Единственное, в чем она не сомневалась, — это в той новой истине, что вибрировала в ее сердце.
Да, она влюбилась в Льюка. От сознания этого голова ее закружилась, колени чуть не подогнулись — хорошо, что ее крепко держали надежные руки. Именно — надежные. Надежность, благородство, чувствительность — вот что таилось за грубоватыми манерами ковбоя. Чувство любви переполняло девушку, оно пело в жилах, танцевало в крови.
Но тут же возник вопрос: сможет ли Льюк отречься от своего прошлого, открыть для нее сердце и полюбить?
Она скользила по паркету, положив голову ему на плечо и вдыхая легкий запах его лосьона, но этот вопрос все же преследовал ее, как назойливый мотив.
Сможет ли Льюк ответить взаимностью? Захочет ли?
Весь долгий путь до дома они вели легкомысленный разговор, сдобренный шутками. Но как только джип свернул к воротам, ведущим на ранчо, оба замолчали. По радио звучал мечтательный блюз, а предстоящая ночь таила в себе всякие возможности.
Искоса взглянув на профиль Льюка, Джози задрожала от предвкушения чего‑то необычного. Что это будет конкретно, она не знала. Она помнила, что после первого танца весь остальной вечер словно погрузился в розоватую дымку. Джози и Льюк оставались на площадке, не разжимая объятий, и ушли только тогда, когда оркестранты стали складывать инструменты. Обняв ее за плечи, Льюк сказал: «Поехали домой» — и увел с круга.
Прозвучавший в его словах подтекст бросил ее в дрожь. Он явно предложил продолжить этот вечер наедине. Джози улыбнулась ему и согласно кивнула.
Когда она прощалась с родными, мать удивила ее тем, что пригласила Льюка на семейный обед, а самая старшая сестра отозвала ее в сторону и, бросив на Льюка одобрительный взгляд, прошептала:
— Теперь мы хотя бы знаем, почему ты отказываешься уехать с этого ранчо!
Получается, что семья как бы благословляет наши отношения, подумала Джози.
Итак, всё, решительно всё, случившееся в этот вечер, представлялось ей идеальным. А впереди еще целая ночь.
Сердце девушки забилось, когда Льюк остановил джип позади гостиницы, у входа в ее квартиру. Из‑за нервной горячки Джози не ощущала ночной прохлады, зато заметила, что взгляд Льюка стал каким‑то мечтательным и туманным. Роясь в сумочке в поисках ключа, она не смогла унять сердцебиения.
— Не хотите ли зайти на чашку кофе?
— Я хочу зайти, Джози, но не ради кофе.
Сердцебиение участилось, и дверь пришлось открывать дрожащей рукой. В доме было светло — лампа под красным ситцевым абажуром освещала гостиную уютным розовым светом. Джози специально оставила ее непогашенной.
Когда Льюк закрыл за собой дверь, девушка чуть не потеряла самообладание. Чтобы скрыть это, она почти бегом пересекла переднюю, сорвала с себя жакет и повесила его в шкаф.
А когда обернулась, увидела Льюка стоящим почти вплотную. Так близко, что почувствовала его дыхание. Нервно улыбнувшись, Джози попыталась сказать спокойно:
— Благодарю за то, что вы меня сопровождали на бал. Для моих родителей это очень важно.
— Они очень приятные люди.
В воздухе застыло напряжение, и они глазами продолжали разговор, ничего общего не имеющий с произносимым вслух.
— Вы тоже им понравились. Еще не было случая, чтобы моя мама пригласила на праздничный обед малознакомого человека.
— Очень мило с ее стороны.
Так они и стояли, продолжая беседу глазами, пока им не стало трудно дышать. Льюк положил ладони на обнаженные руки Джози, и она вздрогнула.
— Вам холодно? — спросил он.
Она нервно улыбнулась:
— Однажды после такого вопроса мы оказались в одном спальном мешке.
— Неплохая мысль. — Уголки его губ приподнялись в улыбке. Он погладил ее руки движением вверх, потом вниз, по всей длине. — Но на сегодняшнюю ночь я придумал кое‑что другое, — продолжал мужчина.
Глаза его горели таким огнем, что Джози буквально таяла на глазах. Теплая волна, возникшая где‑то под сердцем, разнесла жар по всему телу.